Александр Введенский: был ли поэт «звездой бессмысленности»?
Как много мы еще не знаем о судьбах талантливых соотечественников! И как одни таланты спасали творческое наследие других…
Дружба навсегда Если бы не Яков Семенович Друскин – философ, теолог, музыковед и математик – канули бы в лету, не доставшись потомкам, замечательные стихи Александра Введенского. Судьба самого Я.С. Друскина (1902 – 1980) удивительна. Окончив в 1923 году философское отделение факультета общественных наук Петроградского университета после частной гимназии Л. Лентовской, он работал учителем, а затем экстерном окончил в 1929 году… консерваторию по классу фортепиано и в 1938-м – математический факультет университета. Вот такой «букет» способностей.
Кстати, как раз в гимназии он познакомился и подружился с Александром Введенским (1904 – 1941). Забавно: будущий поэт, ярый почитатель литературы и активный член гимназического литературного кружка, по окончании учебы не сдал экзамен по русской литературе. Но ведь это не единственный пример такого рода в отечественной истории!
Дружба гимназистов не угасла с окончанием школьной поры, а в 1925 году оба, и Введенский, и Друскин вступили в литературно-философское эзотерическое содружество «Чинари». Его участников, именовавших себя «чинарями» (от «чин» в значении духовного сана) волновали вопросы времени, пространства, движения, а также теологические проблемы.
О взглядах А. Введенского можно сказать его же словами: «...Я понял, чем отличаюсь от прошлых писателей, да и вообще людей. Те говорили: жизнь – мгновение в сравнении с вечностью. Я говорю: она вообще мгновение, даже в сравнении с мгновением». А у Друскина: «Время – между двумя мгновениями. Это пустота и отсутствие: затерявшийся конец первого мгновения и ожидание второго».
Творческий спутник по имени Хармс Между прочим, в «Чинари» входил и Д. Хармс, именовавший себя «чинарем-взиральщиком». А еще раньше они с А. Введенским декларировали поэтическую платформу «двоих». Судьбы поэтов после состоявшегося знакомства вообще шли «по одной неровной линии», хотя и внешне, и по характеру эти два человека были противоположностью друг другу.
В отличие от собрата по перу, Александр Введенский предпочитал скромно одеваться, но при этом был азартен в игре (чего терпеть не мог Д. Хармс) и заключении всевозможных пари. Общим в их манерах поведения было разве что то, что у обоих в карманах не задерживались деньги. Зато по части литературных вкусов и мнений они были всегда заодно.
Портрет в ОБЭРИУ Важным событием в жизни Введенского и Хармса стало создание в 1927 году знаменитого литературного кружка ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), действовавшего в Ленинграде до 1930 года и входившего на правах секции в Дом печати. Группа молодых поэтов, включавшая, кроме них, также Н. Заболоцкого, Н. Олейникова и др., пыталась приблизить поэтический язык к действительности, «освободившись от догм эпигонов реализма». В «Манифесте» обэриутов Введенский характеризовался следующим образом:
«… разбрасывает предметы на части, но от этого предмет не теряет своей конкретности… разбрасывает действие на куски, но действие не теряет своей творческой закономерности. Если расшифровать до конца, то получается в результате – видимость бессмыслицы. Почему – видимость? Потому что очевидной бессмыслицей будет заумное слово, а его в творчестве Введенского нет, нужно быть побольше любопытным и не полениться рассмотреть столкновение словесных смыслов. Поэзия не манная каша, которую глотают, не жуя и о которой тотчас забывают».
Кстати, исследование Я. Друскина, посвященное поэту, называлось «Звезда бессмысленности».
Когда начались публичные выступления группы, посыпался град критики с обвинениями, в частности, А. Введенского, в «белиберде», «откровенном до цинизма сумбуре» и т.п. Но по воспоминаниям участников этих встреч, при чтении стихов А. Введенским «увлекало не то, чтобы значительностью содержания, а скорее невероятным сплавом лирического и заумного. Прекрасные женщины летали по воздуху, свистели зеленые бобы, а певчие птицы преображались в чоботы...».
Роковое 37-летие … Неусыпное око властей зорко следило за вольнодумством, и в 1930-х почти все обэриуты подверглись репрессиям (Я.С. Друскину, правда, удалось уцелеть). Александр Введенский был арестован в конце 1931-го: в канун нового года поэт был снят с поезда, следовавшего из Ленинграда в Москву, и обвинен по страшной пятьдесят восьмой статье (58–10), то есть за контрреволюционную деятельность.
Тем не менее, рассмотрением его дела занимались сотрудники ГПУ, специализировавшиеся на «литературных вопросах», которые в качестве вины А. Введенского выдвигали «отвлечение читателей своими заумными стихами от задач строительства социализма».
Ему повезло: летом 1932 года был отпущен на свободу, правда, с высылкой в Курск. Оттуда переехал в Вологду. Пытаясь остаться «на плаву», публиковал в Ленинграде стихи вполне просоветского толка: «Октябрята-ленинцы» и т.п. Наконец, удалось вернуться в город на Неве. Но там было неспокойно, и в 1936-м Введенский перебрался в Харьков, где и застали его сначала любовь и женитьба, затем война, а через несколько месяцев – смерть.
Евгений Евтушенко писал, что в сентябре 1941 года поэт вновь был арестован «за попытку дождаться прихода немцев» и то ли умер в тюремном поезде от дизентерии, то ли был застрелен конвоиром. Другие источники выражаются более обтекаемо: «умер при эвакуации»… В реабилитационных документах проставлена дата смерти – 20 декабря 1941 года, то есть через 2 недели после 37-летия.
Творческое наследие
На творческом счету Александра Введенского – 30 детских поэтических сборников. Из «взрослого» наследия при жизни была лишь «слава одного стихотворения». Это «Элегия», в которой есть, например, такие пронзительные строки:
Мне жалко, что я не зверь,
Бегающий по синей дорожке,
Говорящий себе: «Поверь»,
А другому себе: «Подожди немножко»…
Но мы бы не знали ни «Кто?» («Дядя Боря говорит…»), ни «Когда я вырасту большой», ни «О девочке Маше» и других произведений, если бы в блокадном Ленинграде Яков Друскин не сберег творческий архив поэта. И оказалось, что стихотворная «заумь» – это тонкая и, я бы сказала, звонкая игра, за которую никому не приходило в голову осуждать ни Льюиса Кэрролла с Бармаглотом, ни Туве Янсон с Муми-Троллями, но которой были лишены многие поколения советских детишек… пока не был реабилитирован человек, эту игру придумавший – поэт Александр Введенский.
Имя его вернулось к читателям в 1980-х, и хочется верить, что навсегда.
Автор: Baлeнтинa Пoнoмapeвa
Просмотров страницы: 276
|
