Как история Резанова и Кончиты стала поэмой, рок-оперой и спектаклем?
Из поэмы А. Вознесенского «Авось!»:
«Когда ж, наконец, откинем копыта
и превратимся в звезду, в навоз –
про нас напишет стишки пиита
с фамилией, начинающейся на «Авось».
…МНЕНИЕ КРИТИКА ЗЕТА:
От этих модернистских оборотцев
Резанов ваш в гробу перевернется!
МНЕНИЕ ПОЭТА:
Перевернется, – значит, оживет.
Живи, Резанов! «Авось», вперед!»
Если «Стену» PINK FLOYD редко называют рок-оперой, хотя она и близка этому жанру, то с «Юноной и Авось» дело обстоит с точностью до наоборот. С самого момента ее возникновения к ней прочно прикрепился ярлык «первой советской рок-оперы». Ясно, что в советские времена любое музыкальное произведение, где использовались гитары и синтезаторы тут же получало приставку «рок». Кстати, сам композитор «Юноны и Авось» – Алексей Рыбников – оценивал жанровую принадлежность своего детища вполне трезво и, как профессионал, чувствовал неуместность присужденного «титула». По его словам, в «Юноне…» он хотел «…следовать великой русской оперной традиции, прикоснуться к фольклорным мотивам, стихии русского романса».
Да и кому, как не Рыбникову, знать, что такое на самом деле «рок-опера». Член Союза композиторов, преподаватель консерватории, автор замечательной музыки ко многим известным советским фильмам («Вам и не снилось», «Тот самый Мюнхгаузен», «Приключения Буратино», «Про Красную Шапочку» и др.) был, плюс ко всему, и создателем действительно одной из первых в Союзе рок-опер – «Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты» ( на основе стихотворной пьесы П. Грушко, в свою очередь, написанной по мотивам произведений П. Неруды). Мало того, «Звезда и Смерть…» в 1976 году была поставлена театром «Ленком» и вызвала широкий ажиотаж в узких кругах.
А. Рыбников:
«Все равно первой советской рок-оперой во всех странах мира называли и будут называть «Юнону и Авось», и переубедить, я думаю, никого уже невозможно. В любом случае «Звезда и смерть…» была первой рок-оперой на сцене постоянно действующего столичного театра».
Несмотря на большую близость к жанру рок-оперы, «Звезда и Смерть…» быстро ушла в тень «Юноны и Авось» и нынче воспринимается больше как некий исторический «реликт». Слишком уж быстро устарела и музыка этого произведения, и излишне «злободневный» текст о трагической судьбе латиноамериканского парня. «Юнона и Авось» талантливо коснулась более вечных тем и музыкальных пластов, обеспечив себе тем самым долгожительство.
В отличие от «Jesus Christ Superstar» или «The Wall», «Юнона и Авось» имеет довольно длинную историю создания, в которой равно велика роль всех трех составляющих: слов (А. Вознесенский), музыки (А. Рыбников) и театральной постановки (М. Захаров). Скажу больше: если идеальным воплощением «Иисуса Христа…» для меня является запись 1970 г., «Стены» – фильм А. Паркера, то для полноценного восприятия «Юноны и Авось» обязательно необходимо видеть спектакль в постановке Марка Захарова, впервые представленный публике 9 июля 1981 года. Я лишний раз убедился в этом не так давно, когда переслушивал пластинку 1983 г. с записью рок-оперы.
Сейчас, когда ажиотаж вокруг «Юноны…» спал, невольно чувствуешь все недостатки этого произведения, в первую очередь, «рыхлость» музыкальной ткани и непозволительную для столь крупного жанра бедность запоминающимися мелодиями. Почти все яркие «хиты» можно было бы запросто собрать на одной стороне «винила». Считайте сами: романс «Ты меня никогда не забудешь…» – раз; молитва Резанова («Господи, возвах к тебе, услыши мя…») – два; ария Богоматери («Вечен Божий свет…») – три; песня моряков («В море соли и так до черта…») – четыре; романс о шиповнике («Для любви не названа цена…») – пять и заключительная «Аллилуйя любви!» – шесть. Вот и весь музыкальный «скелет» целого двойного альбома. Все остальное – повторы, речитативы, локальные проигрыши. Переслушивать вторую часть «Юноны…» довольно скучновато.
Гораздо интереснее смотреть спектакль, где талантливая игра актеров усиливает и компенсирует все «бледные» места музыкального произведения. И это несмотря на то, что голос Караченцова явно проигрывает голосу исполнителя роли Резанова на пластинке 1983 г. (она вообще в плане вокализа получше спектакля).
Отдавая отчет, что мое субъективное мнение может вызвать вполне оправданное недовольство поклонников «первой советской рок-оперы», музыкальную критику заканчиваю и перехожу непосредственно к объективным фактам истории создания «Юноны и Авось» как таковой.
Хотя история любви российского камергера и дочери американского коменданта «помоложе» евангельской, в руках Вознесенского она также претерпела значительные метаморфозы. Но прежде, чем перейти к поэзии, коснемся жизненной прозы. Правдивая история Резанова и Кончиты:
Николай Петрович Резанов родился 26 марта 1764 года. Служил в лейб-гвардии, был приближен Екатериной II и принят в ее охрану, после возглавлял канцелярию (сперва у графа Чернышова, а затем – у поэта Державина), а с 1797 по 1799 год был обер-секретарем Правительствующего Сената.
Будучи в 1794 г. в Иркутске, Резанов знакомится с путешественником Г. Шелеховым, берет в жены его дочь Анну. Вскоре под влиянием семьи Шелеховых Резанов становится корреспондентом (представителем) организованной ими Российско-Американской Компании в Санкт-Петербурге.
Через восемь лет супружеской жизни, буквально через 12 дней после рождения дочери жена Резанова умирает. В это время Н. Крузенштерн предоставляет властям проект кругосветного плавания. В 1803 году начальство дает «добро» и назначает руководителем экспедиции… нет-нет, совсем не Крузенштерна, как доныне думают многие, а Резанова. Конфликт между Резановым и Крузенштерном, а также голод в русских колониях в Америке (которые должен был проинспектировать Резанов) заставляют его отколоться от экспедиции и направиться в Калифорнию, чтобы наладить торговые отношения с испанскими колониями. Во время посещения Сан-Франциско Резанов знакомится и обручается с дочерью коменданта крепости – 16-летней Кончитой. Но путешественнику надо отвезти отчет российским властям, и он направляется в столицу через Сибирь. Однако Резанов не доехал до Петербурга. По пути он провалился под лед и скончался от лихорадки 1 (13) марта 1807 г. в Красноярске.
Кончита долго не верила слухам о смерти Резанова, а когда получила достоверные сведения, дала обет молчания, и вскоре ушла в доминиканский монастырь в Монтерее, став первой калифорнийской монахиней.
Как видите, даже в столь сжатом изложении эта история имеет все данные, чтобы претендовать на поэму о романтической любви. Америка и Россия, православный россиянин «в летах» и юная испанка-католичка, ветер странствий и трагический финал – подобные темы были востребованы во все времена, а уж тем паче во времена «холодной войны» между США и СССР.
А. Вознесенский:
«В Ванкувере один профессор дал мне историческое исследование о Резанове, изданное в Америке. Я был потрясен: этой историей интересуются американцы, в России же историки игнорируют эту тему. Русские ничего не знают о великом русском путешественнике. Я считаю, что его любовная история сильнее, чем «Ромео и Джульетта». В Вероне есть Дом Ромео и Джульетты. За ним стоит стена, очень похожая на кремлевскую, с зубцами. …Но это все выдумано, потому что Ромео и Джульетты не было, а Кончита и Резанов были. Если бы они обвенчались, то Россия бы вступила на тот берег океана. И вся мировая история пошла бы по другому пути. Все это меня захватило. Я стал собирать исторические свидетельства».
В 1970 году на свет появляется поэма Вознесенского «Авось!», а где-то в году 1976-м режиссеру театра Ленинского комсомола Марку Захарову приходит идея запечатлеть столь благодатный романтический сюжет в виде музыкального спектакля. По сути это была попытка развить и закрепить успех «Звезды и Смерти…». На роль композитора Захаров предложил Вознесенскому того же Рыбникова.
В результате поэма «Авось!» была практически заново переписана Вознесенским для либретто. История этого переписывания весьма показательна.
Во-первых, поэт добавил в либретто отрывки из других своих стихотворений – «Сага» (широко известная, как «Ты меня никогда не забудешь»), «Тоска» – и даже включил собственный перевод стихотворения Микеланджело («Создатель»). Кое-что дописывалось, кое-что убиралось, кое-что изменялось. Купюры и изменения особенно любопытны.
Не знаю, кто повлиял на Вознесенского, но либретто потеряло всю ироничность, свойственную поэме, и в результате стало излишне возвышенным и помпезным. Вознесенский прекрасно понимал, что взаимоотношения Резанова и Кончиты имели множество прозаических моментов. Немолодой уже мужчина стремится наладить торговые отношения с колонистами Калифорнии. Ему симпатизирует молоденькая испанка, дочь коменданта. Оба они понимали, что их брак имеет широкие перспективы.
Я не хочу унизить чувства Кончиты, но, судя по документам, Резанов был для нее человеком с большим будущим, его амбиции и воля действительно очаровали 16-летнюю девушку. Чувства же Резанова к Кончите были более прозаичны. В одном из писем в Россию он писал: «…любовь моя у вас в Невской под куском мрамора, а здесь – следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству». Вот так-то. Со смертью Резанова для Кончиты рухнули и все надежды на будущее, поэтому ее уход в монастырь вполне логичен (а что еще оставалось делать обрученной и покинутой навеки католичке?). Вознесенский не скрывал того, что приукрасил правду, однако и приукрашивая поэт оставил достаточно места для иронии, периодически «приземляющей» патетику и придающей этой истории привкус реальности.
Вот лишь один пример. Обратите внимание на то, какие куски поэмы (жирный шрифт) были выброшены из либретто.
«Земли новые – табула раза.
Расселю там новую расу –
Третий Мир – без деньги и петли,
ни республики, ни короны!
Где земли золотое лоно,
как по золоту пишут иконы,
будут лики людей светлы.
Был мне сон, дурной и чудесный.
(Видно, я переел синюх.)
Да, случась при Дворе, посодействуй –
на американочке женюсь….
Отнесите родителям выкуп
за жену:
макси-шубу с опушкой из выхухоля,
фасон «бабушка-инженю»…»
В либретто Резанов и Кончита окончательно превратились в «Ромео и Джульетту». В «Юноне и Авось» уже нет места улыбке (о которой, кстати, так хорошо говорил Мюнхгаузен из фильма Захарова), здесь царит лишь патетика и трагизм, что, по-моему, лишь обеднило текст, сделало его более «плоским».
На потребу интеллигентским вкусам того времени текст либретто наполнился религиозными мотивами. Это было действительно смело и ново, если забыть то, что из либретто резко исчезли все атеистические и «религиозно грубые» куски. Вот вам превосходный пример советской самоцензуры наоборот! Так, из песни моряков исчез довольно поэтически мощный куплет:
«Когда бессильна «Аве Мария»,
сквозь нас выдыхивает до звезд
атеистическая Россия
сверхъестественное «авось»!
Зато взамен был дописан новый, в котором, упоминая Андреевский флаг, поэт делал упор на российский (не советский!) патриотизм:
«Вместо флейты подымем флягу,
Чтобы смелее жилось,
Чтобы смелее жилось,
Под Российским крестовым флагом
И девизом «Авось»!
В результате «Юнона и Авось!» превратилась в настоящее воплощение чаяний интеллигенции 1970-х – начала 1980-х годов. Эти чаяния заключались в потребности восстановить утерянную историческую пространственно-временную связь в стране, где история расколота на время «до революции» и «после революции», а мировоззрение – на «религиозное» и «атеистическое». «Юнона и Авось» воплотила все это настолько искусно, что каждый советский человек мог найти здесь что-нибудь свое. Пассажи, «де юре» критикующие царскую Россию, при желании «де факто» могли быть с легкостью перенесены на Россию советскую.
«Родилось рано наше поколение,
Чужда чужбина нам и скучен дом,
Расформированное поколение,
Мы в одиночку к истине бредем…»
И все уравновешивалось фразой:
«Российская империя – тюрьма,
Но за границей тоже кутерьма».
Завершалось же всё гимном Любви, которая могла быть идеалом как для атеиста, так и для верующего.
«Двойственность» рок-оперы и определила ее дальнейшую историю. Советская идеологическая система оказалась в недоумении. Запрещать «Юнону и Авось» вроде бы не за что, но и продвигать в массы эту сомнительную вещь как-то… В общем, долго тянули с разрешением на театральную постановку. Опасаясь за судьбу произведения, Рыбников в срочном порядке делает в конце 1970-х запись рок-оперы.
Н. Караченцов, из интервью 2001 г.:
«Алеша Рыбников испугался, что его детище останется неуслышанным. Он на свой страх и риск пригласил разных певцов и записал пластинку, драматургия которой даже отличалась от драматургии спектакля, потому что спектакль только намечался. Но уже некие основные музыкальные номера были написаны, и он присоединил их. И вот там Кончиту пела его дочь. Алеша устроил тогда «презентацию», как сейчас бы назвали, в церкви, куда пригласил пол-епархии и их дипкорпус. …Вышел спектакль, мы его стали играть. Спектакль принят, уже как вроде существуем, ну и тут Алеше разрешили и пластиночку тиснуть… А люди подходят и спрашивают: «Почему там не Вы?». Объяснить всю эту ситуацию каждому довольно сложно».
Как вы уже поняли, разрешение на спектакль все-таки было получено, и 9 июля 1981 года в «Ленкоме» состоялась его премьера. Эффект от постановки оказался даже более мощным, чем предполагали ее создатели. «Свинью в мешке», как обычно, подложили «западные благожелатели», с восторгом объявив рок-оперу «антисоветской»…
«New York Times», 11 июля 1981:
«Мюзикл, сочетающий западный рок, страстные танцы, русские церковные песнопения, любовную русско-американскую историю создаёт впечатление, что, он сделан на заказ, чтобы блюстители советской культуры откликнулись на него: «Нет!».
«Time Magazine», 20 июля 1981:
«Шум, пробивавшийся сквозь стены и перекрытия театра им. Ленинского комсомола, был достаточно громок, чтобы разбудить основателя Советского государства в его Кремлёвском мавзолее».
После такой «рекламы» у «Юноны и Авось» тотчас возникли дополнительные трудности. Спектакль долго не выпускали за рубеж, а выпуск пластинки вообще затянулся. За Рыбниковым долгое время не хотели признавать… авторских прав (ведь выход пластинки – это уже массовая известность). Тем не менее, как показала практика, с этим можно было бороться. Рыбников просто подал в суд на… Министерство культуры, и права на рок-оперу все-таки отсудил. Дальше – больше. В 1983 году выходит пластинка (впоследствии разошедшаяся 10-миллионным тиражом), а в ноябре того же года знаменитый Пьер Карден своим именем «продавил» гастроли «Юноны и Авось» в Париже.
Позже были и гастроли на Бродвее, и новая пластинка (точнее – компакт-диск) с записью уже ленкомовской версии рок-оперы. «Юнона и Авось» вошла в историю и до сих пор пользуется популярностью. Единственное, о чем стоит сожалеть, так это о том, что она осталась единственной созданной на «одной шестой части суши» УСПЕШНОЙ рок-оперой, что бы мы ни вкладывали в это смутное понятие.
А. Вознесенский:
«Недавно Марк подошел ко мне: «Ты знаешь, в «Аллилуйя…» надо изменить «жители ХХ столетия». Я написал: «Дети XXI столетия». И вместо «К концу идет ХХ век…» – «Нам достался XXI век». Дальше можно петь: «Нам XXII достался век», «Нам достался XXIII век». Так что три века поэме обеспечены. Я думаю, что так и будет, потому что это подлинная любовь. Это все больше ценится. И вот это чувство безоглядности, как два человека противостоят системе: религиозной – ортодоксальной православной и католической. Каждый борется в одиночку, и я думаю, что это, к сожалению, надолго. Все остальное ерунда – политика, коррумпированность всех либералов, и правых, и левых».
Автор: Cepгeй Kypий
Просмотров страницы: 295
|
