Откуда взялись пасквилянты?

Рим числит себя городом вечным. Существует почти три тысячи лет и умирать пока не собирается. Естественно, что люди, которые в таком городе живут, относятся к нему без музейного трепета. Старые городские здания не раз перестраивались, надстраивались, а то и просто разбирались на кирпичи для новых построек.

Факт известный – знаменитый Колизей несколько веков служил для горожан каменоломней. Огромный театр Марцелла был в средние века превращен в крепость, а после его надстроили, сделав дворцом для знаменитого семейства Орсини. По приказу папы Урбана VIII (1623-1644), чтобы отлить огромный балдахин в соборе Святого Петра, ободрали бронзу с крыши древнеримского Пантеона. Античные колонны и обелиски то и дело переезжали с места на место, с одной площади на другую, из-под одного портика под другой. Да и мраморные статуи использовались по самому разному назначению. А что такого? В Риме этих антиков было что грязи!

Кстати, грязи в средневековом Риме хватало! Поговорка о том, чтобы увидеть Париж и умереть, сперва относилась к Риму. И обусловлена была не восторгом от красот Святого города, а потрясающей его антисанитарией. Достаточно было в жаркий день испить водицы из уличного фонтанчика – и привет: дизентерия.

Но вернемся к грязи. Давным-давно на одной из римских улочек в районе нынешней площади Навона валялась какая-то древняя статуя. Летом она просто так себе лежала, а зимой, в сезон дождей, по ней, как и по другим валявшимся поблизости камням, прокладывали деревянные мостки для пешеходов. Таким образом, пользу древнеримская эта статуя приносила несомненную.

Время в городе и в мире двигалось себе потихоньку. Мода сменилась. Попирать древних идолов ногами перестали. Наоборот, было решено устанавливать их на пьедесталы в качестве украшения, чем и гордиться. Произошло это приблизительно в конце пятнадцатого столетия, и произошло это не без влияния Римских Пап. Иначе в Риме, столице папской области, и быть не могло.

В свете этих веяний статуе (вернее, тому, что от нее осталось) придали вертикальное положение и водрузили на невысокий пьедестал. Что это за статуя, никто толком не знал. Уже в восемнадцатом веке знатоки разглядели в ней копию древнегреческой статуи «Менелай несет труп Патрокла». Знатокам виднее.

Менелай, Патрокл, древние греки, Троянская война... Кому они были известны, кого интересовали в Риме в начале шестнадцатого века? Но называть же как-то статую надо?

В моем родном городе Мелитополе центральный гастроном назывался «магазином Заёнчика». Заёнчик – такую фамилию носил первый директор этого магазина, кажется, еще в конце 1920-х годов. Благодаря его стараниям ассортимент в центральном гастрономе был выше всяческих похвал. «У Заёнчика» можно было купить все. Потому «к Заёнчику» ходили все, и «магазин Заёнчика» знали в городе все. Так что имя собственное в данном случае довольно быстро стало именем нарицательным. Заёнчик, одним словом, и теперь живее всех живых в Мелитополе.

Аналогичная штука произошла и в Риме. Напротив нового уличного монумента жил скромный горожанин по имени Пасквино (Pasquino). О профессии его сведения самые различные. Школьный учитель, сапожник, трактирщик, цирюльник, виноторговец... Это не столь уж и важно. Главное, что безымянную статую, стоявшую напротив дома Пасквино, довольно скоро все стали называть Пасквино. И даже святой Пасквино. Обитатели района стали праздновать день этого несуществующего святого накануне Пасхи, 25 апреля. Может быть, оттого, что имя Пасквино происходит от названия этого праздника.

Дальше – больше. Пьедестал оказался удобным местом для наклейки на него объявлений. Но не обычных объявлений типа «Куплю-продам», а плакатов домашнего изготовления, содержащих сатирические стишки, карикатуры и даже прямые сплетни. Как мы бы сейчас сказали, «черный пиар». Что свидетельствует, во-первых, о росте производства бумаги в начале шестнадцатого века, а во-вторых, о достаточно высоком уровне грамотности. Было на чем писать, было кому писать и было кому читать.

Так статуя Пасквино «заговорила». Вскоре на соседних улицах появились еще несколько таких «говорящих» статуй. «Говорили» они «шершавым языком плаката». Плакаты эти назывались пасквинадами. И язык их действительно был груб и достаточно непристоен. К тому же, многие пасквинады писались в стихах, чтобы легче было запомнить и пересказать друзьям и знакомым. Тех же, кто пасквинады писал, стали называть пасквилянтами.

Особенно прославился среди римских пасквилянтов Пьетро Аретино (Pietro Aretino) (1492–1556). Был он не шибко грамотным, латинского языка не превзошел, зато на итальянском писал бойко и не стесняясь в выражениях. За что и бывал неоднократно бит врагами, от которых бегал по всей Италии, пока не нашел себе приюта в Венеции. Венеция в те времена была самым свободным городом Италии. К тому же здесь процветало книгопечатание. Так что Пьетро Аретино пришелся здесь ко двору и получил прозвище «бич государей». Что, впрочем, не мешало ему получать от бичуемых богатые подарки и немалое содержание. Так что Пьетро Аретино по праву считается одним из основателей современной журналистики.

Кстати, неподалеку от моста Риальто в Венеции находился «коллега» римского Пасквино, Гоббо, гранитная статуя, изображавшая горбуна, на которой тоже вывешивали пасквили.

Злобный и развязный пасквиль в полноправные литературные жанры не выбился, в отличие от родственного ему памфлета, где разум и чувство юмора все же заставляли автора сдерживать напор ненависти к противнику. К тому же пришли новые времена, электронные средства массовой информации заменили наклеивающиеся на «говорящие» статуи бумажки. И хотя в Риме на статуе Пасквино по-прежнему появляются пасквили, ясно, что время и пасквилей, и пасквилянтов безвозвратно ушло.

У этого рассказа есть неожиданное продолжение. В другом городе, который лет на тысячу старше Рима и с не меньшим правом считает себя городом святым, в Иерусалиме.

В мозаичном этом городе кто только не живет! Свои стараются селиться со своими. Это почти закон природы. Поэтому в Иерусалиме среди прочего есть кварталы, заселенные ортодоксальными религиозными евреями. Я почти каждое утро по пути на работу проезжаю один из таких кварталов.

Одной из особенностей ортодоксальных еврейских кварталов являются стены, завешанные «пашквилями». Так изменилось итальянское слово, дошагав до литовских и польских местечек через Германию.

Пашквили – это своеобразные стенгазеты, которые выпускают небольшим тиражом в одной из множества местных типографий. Написаны они на библейском велеречивом иврите, а иногда на идиш. Связано это с тем, что некоторые ортодоксальные общины считают иврит, на котором написано Пятикнижие, языком священным, для изъяснений об обычной жизни не подходящим. Поэтому о низких материях предпочитают говорить на идиш, а о Божественном – на иврите.

Пашквили – это печать в том смысле, как ее видели большевики: коллективный информатор, но главное – коллективный организатор. Пашквили зовут на митинги, в пашквилях публикуются постановления раввинов. Заметим, тех раввинов, которых уважают в данном квартале. Постановления эти касаются разных вопросов, с точки зрения местного населения ужасно важных.

В частности, относительно недавно стены были покрыты призывами бойкотировать одну из электротехнических компаний, которая по мнению некоторых религиозных авторитетов повела себя неправильно. И хотя у меня по этому поводу свое мнение, я не стану его никому навязывать ни публикациями в Интернете, ни – тем более – расклейкой по стенам бичующих пасквилей.

Статуя Пасквино на площади Пасквино в Риме

Автор: Mapк Блay
Просмотров страницы: 280