Почему люди занимаются наукой?

Сие занятие хлопотное, а в нашей стране и не престижное. Правда, в западном мире к «яйцеголовым» тоже относятся с опаской. Только восточные традиции воспитывают уважение к учителю. Занятие наукой не приносит материального благополучия большинству ученых. На анекдотический вопрос нового русского «Если ты такой умный, почему бедный?» я нашел ответ: «Зато я живой». Вот еще некоторые ответы.

Общий стимул. В нагорной проповеди Иисуса Христа сказано: «Блажени алчущие и жаждущие правды, яко тии насытеся».

Ганс Селье, создатель учения о стрессе, выделяет семь личных стимулов:

1. Бескорыстная любовь к природе и правде. Природа так устроена, что полезные действия и вещи нам приятны. Прием пищи, процесс размножения и... процесс познания. Инстинктивное предвкушение удовольствия предшествует и поцелую, и научному открытию. Открытие в области фундаментальных наук доставляет радость вне зависимости от его практического использования. Но приобретенное таким образом знание становится и практически полезным. Мы с коллегами прыгали от радости у спектрометров (и, естественно, бежали в магазин), получив результат, интуитивно ожидаемый и ничем прежде не обоснованный. Затем тратились годы на доказательство научному сообществу его истинности.

Мотив выгоды прямо осуждает «Бхагавадгита»: «На действие имеешь ты право, но не на плоды его. Не должно побуждать к действию желание воспользоваться его плодами, но ничто не может быть оправданием бездействию».

2. Восхищение красотой закономерности. В детстве мы рады чудесам и загадочным вещам. Феномен «Смотри, папа (мама)!». Мало кто в течение жизни сохраняет этот дар радостного удивления. Истинные ученые так и остаются на всю жизнь наивными детьми. Мне, например, до сих пор удивительно, что такая тяжелая «железка», как самолет, летает. У многих мыслителей, достигших, с точки зрения обывателя, всего, встречается в конце жизни признание: единственное, что я знаю, это то, что я ничего не знаю. Это не кокетство, а сохранившееся изумление перед постоянно открывающимся океаном неизведанного.

3. Простое любопытство. Шутка академика: наука – это способ удовлетворить любопытство за государственный счет. Есть азарт перед каждой новой задачей: они не смогли, а я смогу, я чувствую это! У В.С. Высоцкого есть такие строчки:

Узнай, а есть предел – там, на краю земли,
И можно ли раздвинуть горизонты?

4. Желание быть полезным. Я бы уточнил – востребованным. Человек – существо коллективное, стадное. Ему уютнее, когда он стаду нужен. В.В. Маяковский кокетничал, когда говорил:

Я хочу быть понят своей страной.
Ну а если не буду понят, что ж.
По родной стране пройду стороной,
Как проходит косой дождь.

Наука делается не тогда, когда она нужна, а когда хочется. Это образ жизни, а не служба. Словарь русского языка собирался В. Далем 52 года в качестве хобби во время службы по различным ведомствам, а нужен России уже 150 лет. Удачливый коммерсант, миллионер Г. Шлиман в сорок шесть лет бросил бизнес и отправился искать легендарную Трою. И что-то подобное нашел!

5. Потребность в одобрении – жажда авторитета – тщеславие. Ученые, как и большинство людей, нуждаются в похвале. Они ищут ссылку на себя в специальных статьях и обеспокоены своим приоритетом в исследованиях. Существуют даже специальные журналы «…Letters» для быстрой публикации сигнальных работ. Но ученые очень разборчивы в отношении того, чьего признания им хотелось бы добиться и за что им хотелось бы стать знаменитыми. Успех у толпы их мало интересует, а интерес журналистов просто пугает (ибо врет сие племя изрядно и беспардонно). Это одна из причин, почему некоторые ученые сами берутся за написание популярных статей.

6. Ореол успеха. Желание подражать идеалу. Для меня это Эрнст Резерфорд и Антуан де Сент-Экзюпери. Но идеалы выбираются не для того, чтобы их догонять, а для указания пути. Ибо сказано: не сотвори себе кумира.

7. Боязнь скуки, однообразия. Это мощнейший стимул. Впервые я испытал его в 17 лет во время работы слесарем на заводе реактивных двигателей в Воронеже. Через полгода после начала работы понял, что через три года достигну высшего 6 разряда и все. Дальше одно и то же. И ушел учиться в Ленинградский университет. В артели старателей «Амур» на добыче платины испытал то же самое. Пять сезонов как корова. Ночью в стойле спишь. Утром в столовой корм. Дальше на лужок (на промприбор за платиной). В обед снова корм. Вечером тебя государство подоит (сдали платину). Корм и в стойло. И так 140 суток подряд. Многим нравилось. А мне было смертельно скучно. Вернулся на нищенскую зарплату, но в Академию Наук.

Добавлю еще один стимул. Уход от обыденности «в башню из слоновой кости». По В.И. Вернадскому: общение с природой поддерживает дух ученого, а с людьми он часто теряет присутствие духа.

Личные стимулы действуют медленно и хаотично. Пример тому К.Э. Циолковский, который все свои исследования делал за свой счет (зарплата учителя гимназии, за исключением единственной разовой подачки в 1000 рублей). Отсюда и довольно скромный результат.

Гораздо эффективнее государственный стимул. Пример: резкое ускорение во время Второй мировой войной научного поиска в ядерной физикохимии и технологии. При освоении космоса несравненно больших результатов, чем К.Э. Циолковский, добился С.П. Королев – сугубо государев человек. Тут тебе и в партию приняли с неснятой судимостью, и звезды, и известность – посмертная.

Научные знания – одна из форм власти, поэтому как отдельные люди, так и народы должны иметь к ним равный доступ. Власть – еще один стимул к занятию наукой. Она и объективна, так как проходит проверку опытом, и неподкупна. Подкупить можно отдельного ученого, институт, но не результат их работы, так как лживые результаты будут рано или поздно опровергнуты научным сообществом.

В фильме «Фараон» есть образ власти знания. Жрец, зная время наступления солнечного затмения, заставил народ содрогнуться и сверг фараона.

Автор: Hикoлaй Aблecимoв
Просмотров страницы: 346