Рубенс, «Венера и Адонис». Адонис или горицвет?
Венера влюбилась! Да еще как! Бросила все:
Смертным пленясь, покидает она побережье Киферы. Ей не любезен и Паф, опоясанный морем открытым, Рыбой обильнейший Книд, Амафунт, чреватый металлом...
Мотается за своим возлюбленным:
На небо тоже нейдет; предпочтен даже небу Адонис. С ним она всюду, где он.
Носится с ним везде, вместе с ним охотится:
С ним по горам и лесам, по скалам блуждает заросшим... Псов натравляет сама...
Даже облик свой изменила – одевается, как богиня охоты Диана:
С голым коленом, подол подпоясав по чину Дианы.
Надо отметить, что охотились они (Венера и Адонис) на дичь, которая убегала, а не нападала. Эта деталь характеризует нашего героя – он не настолько храбр и силен, чтобы связываться с хищниками. Юноша скорее изнежен, чем мужествен.
Венера его наставляет:
«Быть храбрым с бегущими должно, – Юноше так говорит, – а со смелыми смелость опасна. Юноша, дерзок не будь, над моей ты погибелью сжалься! Не нападай на зверей, от природы снабженных оружьем...
Молнии в желтых клыках у жестоких таятся кабанов, Грозно бросается в бой лев желтый с великою злостью... Их ты, о мой дорогой, а с ними и прочих животных, Не обращающих тыл, но грудь выставляющих в битве, Всех избегай».
Ей не нужна сила, мужественность, храбрость. Ей нужна красота, любовь, ласка:
... тенью своей приглашает нас тополь соседний; Ложе нам стелет трава. Прилечь хочу я с тобою Здесь, на земле!» И легла, к траве и к нему прижимаясь. И, прислонившись к нему, на груди головою покоясь... (Овидий, «Метаморфозы»)
Адонис безразличен: не он добивается, его добиваются. И действий у него никаких. Он вроде и присутствует, и как бы его нет: ни слова, ни полслова. Эта странность была подмечена Вильямом Шекспиром. В его истории Адонис хоть что-то говорит...
Едва лишь солнце, лик явив багряный, С зарею плачущей простилось вновь, Охотиться Адонис стал румяный: Любил он травлю, презирал любовь. Его, спеша, Венера настигает, Как волокита дерзкий, обольщает
И говорит: «О, лучший цвет полей, Меня прекрасней втрое, несравненный, Румяней роз, белее голубей, Укор для нимф, прелестней плоти тленной; Природа предрекла, создав тебя: Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя».
Это – словесное вступление. А дальше – Венера переходит в атаку:
Тут, влажной завладев его рукою, Сил воплощеньем жизненных, она Целебной для богинь росой земною Ее зовет, дрожа, возбуждена. Желанье множит силы опьянелой: Его с коня она срывает смело.
В одной руке ее была узда, И привлекала юношу другая...
Требуется некоторое пояснение к словам «Целебной для богинь росой земною Ее зовет...»: влажность руки (по понятиям тех еще времен) знаменовала обилие жизненных сил. «Желанье множит силы опьянелой» – опьянелой от чувств.
Что делает Адонис?
Краснеет он с досады и стыда, К такой игре охоты не питая.
Ни в легенде, ни у Шекспира нет и намека на то, что Адонис был любовником какого-либо мужа (или наоборот). Просто – он холоден:
Она, как уголь пламенный, красна, Он красен от стыда, но кровь хладна.
А Венера идет напролом:
На сук обломанный вмиг намотала Венера повод (как любовь спешит!); Привязан конь; она стараться стала Связать и всадника, что с ног уж сбит, Как бы сама хотела быть им сбитой.
И вот, она добилась своего:
Лишь он упал, простерлась и она; Им были локти, бедра их опорой. Вот треплет по щеке его, нежна; Он хмурится, браниться стал, но скоро Ему смыкает поцелуй уста: «Браниться будешь, не откроешь рта».
Она просто ненасытна:
Как перья птицы, мясо клювом рвет Терзаемая голодом орлица И, поглощая все, крылами бьет, Пока не стихнет голод или птица, – Так лоб она целует, щеки, бровь, И, только кончит, начинает вновь.
И вновь продолжается бой:
Так в зной не жаждал путник свежих вод, Как жаждала она своей услады: Спасенье видит, но его неймет; Пылает вся среди речной прохлады. «О, сжалься, – восклицает, – мальчик злой!»
Адониса не расшевелить. Она снова докучает ему:
«Иль стыдно целовать? Зажмурься снова, И я зажмурюсь – станет ночь тотчас: Двоих лишь услаждать любовь готова; Играй же смело – не увидят нас...»
Адонис устал, он хочет уйти. Венера бросает ему упрек:
«Нет, ты не муж, хоть мужествен на вид: Муж и без просьбы ласками дарит».
И вновь она пытается его соблазнить своими прелестями:
«Я – сад, ты – мой олень; ищи услады, Где хочешь, – на горе и под горой. Когда ж холмы тебя не утоляют, Спустись туда, где родники пленяют.
В пределах этих мало ли услад? Прелестный дол, высокая равнина, Холмы округлые, а в дождь и в град Тебя укроет в зарослях ложбина».
Адонис никак не загорается:
Уходит время, прочь стремится милый, Из рук ее он рвется, как из пут. «О, сжалься! Приласкай!» – она взывает; Но, вырвавшись, к коню он убегает.
Адонис уходит, Венера улетает. На Адониса нападает кабан, ранит его. Венера спешит назад, но поздно.
Венера взглянет – бледен милый рот; Руки коснется – та похолодела; И на ухо шептать ему начнет, Как будто внемлет скорбной речи тело; Она поднимет веки милых глаз: Там – две звезды, чей свет, увы, погас!
Два зеркала, в которые Венере Глядеться приводилось столько раз, Утратив дар, им сродный в высшей мере, Не отражают ничего сейчас! «О диво! – молвит. – Этот мир ужасен; Ты умер в нем, а день, как прежде, ясен».
Смерть Адониса выглядит несколько иначе в «Метаморфозах» Овидия:
Тут из берлоги как раз, обнаружив добычу по следу, Вепря выгнали псы, и готового из лесу выйти Зверя ударом косым уязвил сын юный Кинира. Вепрь охотничий дрот с клыка стряхает кривого, Красный от крови его. Бегущего в страхе – спастись бы! - Гонит свирепый кабан. И всадил целиком ему бивни В пах и на желтый песок простер обреченного смерти!
Венера, которая еще была в полете, возвращается:
С упряжью легкой меж тем, поднебесьем несясь, Киферея Не долетела еще на крылах лебединых до Кипра, Как услыхала вдали умиравшего стоны и белых Птиц повернула назад.
Она в горе – любимого больше нет в живых:
С высот увидала эфирных: Он бездыханен лежит, простертый и окровавленный. Спрянула и начала себе волосы рвать и одежду, Не заслужившими мук руками в грудь ударяла, Судьбам упреки глася...
Она обращается к царице подземного царства Персефоне:
«Но не все подчиняется в мире Вашим правам, – говорит, – останется памятник вечный Слез, Адонис, моих; твоей повторенье кончины Изобразит, что ни год, мой плач над тобой неутешный!»
На картине Рубенса – расставание. Адонис пытается уйти. Венера обхватила его за шею, сцепила руки. Амур тоже против: виснет на Адонисе, ноги Амура болтаются в воздухе. Адонис пытается снять с себя руку Венеры (такое впечатление, что колесница служила им ложем, и Адонис, пытаясь уйти, буквально на себе вытянул Венеру из колесницы).
Рядом с Адонисом – собаки: две борзые, а третья, которая угрожающе смотрит с полотна, – вероятно, гончая Тальбота; этой породы уже нет.
На полотне Рубенса «Венера оплакивает смерть Адониса» Венера сидит в изголовьи. Рядом – три женские фигуры. Скорее всего, парки – богини судьбы. Амур в отчаянии снимает с себя колчан со стрелами. На черном фоне проступает зловещая морда не то медведя, не то волка (слева от фигуры Венеры). Венера разговаривает со своим возлюбленным, как с живым:
«Кровь же твоя обратится в цветок». (Овидий, «Метаморфозы».)
И здесь происходит чудо:
Тут отрок, что пред ней лежал убитый, Как легкий пар, растаял и пропал; Из капель крови, на землю пролитой, Возник цветок, лилейно бел и ал, Ланиты бледные напоминая, Чью белизну кропила кровь, пятная. (Шекспир, «Венера и Адонис»)
Цветок «адонис» (или горицвет) – память о любви богини к смертному.
Может быть, во времена Шекспира адонис выглядел по-другому. А может быть, поэт пожертвовал прозой жизни во имя поэзии.
Рубенс. «Венера и Адонис»
Рубенс. «Венера оплакивает Адониса»
Автор: Бopиc Poxлeнкo Просмотров страницы: 272
|