Литераторы и Дом. Как поживает особняк на Поварской?

Первое, за что я полюбила Москву – это за названия улиц. Город разрушали очень жестко, а вот улицы далеко не все успели переименовать. По названиям улиц можно сразу определить не только, в какой эпохе одновременно, здесь, но не сейчас, находишься, но и представить себе какие-то очень живые картинки из далекого прошлого.

Мы поговорили немного о том, как жила московская знать, достаточно – об уголках духовной жизни, в основном речь шла о допетровской Руси, до-имперской России. Но что касается целых улиц центра Москвы, даже небольших, то невозможно найти такую, которая не отражала бы цепочку разных исторических событий – от той же древней Руси до советского периода и настоящего.

Здесь была торговая дорога на Новгород. Затем Иван Грозный отдал одну сторону в опричнину. Появилась улица Поварская, где жили повара царского Сытного двора (штат 477 человек – даже не знаю, много это или мало для всего царева двора), а рядом переулочки – Хлебный, Ножовый, Скатертный, Чашников, Столовый. То есть в этом месте жили люди, конкретно занимающиеся царской кухней.

Петр I по понятным причинам упразднил московскую поварскую слободу. Улицу постепенно занимали представители родовитой знати. Здесь жили родители Пушкина, Лермонтов, Денис Давыдов, в доме у Волконской гостил Александр Дюма.

Сейчас там в основном посольства. А несколько лет назад от жары погиб вяз, который мог видеть еще Наполеона. Насколько там престижные (и очень дорогие) квадратные метры, можно судить по тому, что на этой улице жила семья Михалковых. И Борис Березовский.

Мой непрофессиональный взгляд греют особняки, выстроенные архитектором Бойцовым. Жаль, что с тех пор, как я о нем узнала, информации не прибавилось: так и не известно толком ни о его жизни, ни о его смерти. Впрочем, похоже, что его здания романтического-эклектического модерна – «французские замки», греют не только мой глаз, судя по тому, какие люди в них живут.

Дом был построен по заказу князя Святополк-Четвертинского – кузена Прасковьи Сергеевны Щербатовой, прообраза Китти Щербацкой из «Анны Карениной» Льва Толстого. Но потом особняк купил граф Алексей Олсуфьев – генерал и известный филолог. Олсуфьевы – древний род, в основном военные. Но вся русская аристократия того времени отнюдь не чуралась гуманитарных интересов, скорее наоборот. И вряд ли это чисто российское явление, но, тем не менее, именно в России 18-19 веков аристократия сыграла огромную роль в становлении и расцвете золотого века русской культуры.

Казалось бы – где генерал-кавалерист, а где древнеримский поэт-эпиграмматист? Вроде ничего дальше друг от друга не бывает. Однако биография Марка Валерия Марциала, написанная генералом, стала крупнейшим явлением не только русской, но и мировой филологии. Поэт Афанасий Фет, друживший с генералом, посвящал свои стихи и мужу, и жене Олсуфьевых.

Супруга генерала – графиня Олсуфьева – заступила в должность гофмейстерины к великой княгине Елизавете Федоровне – супруге Сергея Романова, и семья переехала из Петербурга в Москву. Этот особняк и стал их московским домом.

После революции семья уехала в Италию. Графиня Олсуфьева написала там воспоминания о великой княгине: «Она (Елизавета Федоровна) была подобна первым мученикам христианства, погибшим на Римских аренах. Возможно, что ко времени наших правнуков, Церковь ее причислит к лику своих святых». Это случилось раньше, кстати.

Две внучки Олсуфьевых – обе писательницы и переводчицы с русского. Одна бывшая московская графиня стала итальянской герцогиней, из песни слов не выкинешь – женой Черного князя Боргезе, любимого подводника Муссолини. После ее гибели в автокатастрофе в ее честь и ее именем была назначена и названа премия для знатоков Рима.

Обе внучки приезжали в 1960-х годах из Италии, побывали в своей детской, каминной, гостиной, где дед-генерал учил их латыни, поделились своими воспоминаниями и сказали, что ничего здесь не изменилось.

Так куда же они приезжали? Их бывший особняк стал знаменитым ЦДЛ – Центральным домом литераторов.

Не знаю – петь, плясать ли, улыбка не сходит с губ.
Наконец-то и у писателей будет свой клуб!
(Маяковский).

После революции особняк был национализирован. Сначала в нем просто жили какие-то люди, но что интересно – они вообще ничего в доме не повредили, хотя там было нечто вроде ночлежки. Затем дом передали советским писателям. И у него началась отдельная жизнь – с ее трагическими и комическими эпизодами.

Об официальной жизни ЦДЛ судить просто – она на виду. Каждодневные разнообразные мероприятия проходят в залах, и вход там будет с другой улицы – со стороны не менее интересной Большой Никитской. Когда-то попасть на некоторые встречи или литературные вечера было целым событием и предметом гордости. С Поварской улицы – вход в ресторан с его прекрасными интерьерами, готическими окнами с витражами, дубовым залом, лестницей без единого гвоздя. В Дубовом зале, по легенде, Александр III, будучи в гостях у Олсуфьевых, повредил ногу.

Само собой, без разнообразных легенд такой дом обойтись не мог. И тень Императора поднимается по коварной лестнице, и самостоятельно зажигается огромная люстра, подаренная Сталиным. А уж то, что здесь проходили заседания масонской ложи, тоже стало поводом для того, чтобы увидеть привидение или, напротив, ввернуть сопутствующую шутку.

О трагических событиях сразу же напоминает табличка с фамилиями погибших в войну. И здесь мне не важно, гениями были эти люди или вовсе нет. Важно, что они ушли и не вернулись.

Здесь читали и обсуждали рукописи – от Твардовского до Окуджавы, проходили кинофестивали. Здесь выступали иностранные общественные деятели.

«здесь однажды ел тушенку и увидел Евтушенку».
(надпись в Пестром зале)

О комических событиях написано очень много в разнообразных литературных мемуарах.

«Бывало, заглянешь к господам литераторам, а там в Пестром зале – за каждым столом по гению, прямо никуда не деться от этих гениев, не с кем поговорить «по душам» просто «за жизнь»; выискиваешь какого-нибудь незатейливого собеседника – всего-навсего способного, не более... Случалось, в том кафе за столом восседало сразу два гения, тогда к концу вечера вспыхивали и пота­совки, довольно зрелищные моменты». (Леонид Сергеев)

Можно было проработать кого-то на собрании или стать самому «проработанным», а потом обмыть или залить это дело за стойками бывшего Пестрого зала – еще и в долг. А можно было решить солидный бизнес-вопрос в солидном Дубовом зале за солидной едой.

«А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой! А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной!.. Помните, Амвросий?.. По губам вашим вижу, что помните... А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики?»

Кстати сказать, ресторан, описанный в булгаковском «Мастере и Маргарите», является обобщенным «творческим рестораном» с пафосной кухней и курьезными историями.

Особняк Олсуфьевых здравствует, представители советской гуманитарной элиты часто ссорятся и мирятся. Они и сейчас могут не поздороваться, а могут облобызаться при встрече, а завтра – наоборот. Жизнь продолжается.

Пить можно всем,
Необходимо только
Знать где, когда и с кем,
За что и сколько.
(Надпись Расула Гамзатова).

История Дома литераторов – кусочек нашей общей истории. Пусть всё будет.

Автор: Гaля Koнcтaнтинoвa
Просмотров страницы: 278